Научная деятельность Ломоносова
При всей важности научных трудов Михаила Ломоносова в области русского языка, в общей академической деятельности они были для него в известной степени побочными: его главной специальностью было естествознание, и гений Ломоносова здесь проявлялся с еще большей силой и блеском. Со всею очевидностью это обнаружилось лишь в самое последнее время, благодаря многочисленным детальным исследованиям целого ряда специалистов. Сюда относятся, прежде всего, академические издания: «Ломоносовский Сборник. Материалы для истории развития химии в России» (СПб., 1801); «Труды Ломоносова в области естественноисторических наук» (СПб., 1911; здесь собраны труды Б. Н. Меньшуткина, Н. А. Иоссы, Ю. М. Шокальского, Владимира Ивановича Вернадского); более поздний академический «Ломоносовский Сборник» (СПб., 1911); где помещены исследования академика Вальдена, профессора Курилова, Б. Н. Меньшуткина, В. И. Вернадского; речи, прочитанные специалистами-естествоиспытателями в торжественном заседании Академии Наук 8 ноября 1911 г.
«Наиболее удачно, — говорит профессор Меньшуткин, — разработаны Михаилом Ломоносовым два основных вопроса физики: о сущности тепла и о газообразном состоянии тел. Согласно его механической теории теплоты, последняя есть внутреннее невидимое движение тел, именно движение составляющих их частичек; при помощи ее Ломоносов удовлетворительно объяснил все явления, связанные с теплотой, и совершенно отвергал существование тепловой материи или теплотвора, который признавался всеми учеными до 60-х годов XIX века. Лишь через 110 — 120 лет после Ломоносова начинает распространяться ныне общепринятое воззрение на теплоту как на движение частиц тепла.
Ломоносов интересовался не только грозами, но и метеорологией в ее целом, вполне сознавал всю важность предсказания погоды и стремился устроить метеорологические станции, пытался при помощи самопишущих инструментов исследовать верхние слои атмосферы: эти мысли были осуществлены только в самом конце XIX столетия. В последние годы жизни он отдается исследованию силы тяжести при помощи маятников; пишет большое руководство ученого мореплавания с многочисленными новыми приборами; составляет диссертацию о ледяных горах, где проходит к совершенно верному выводу, что эти горы могут образоваться только у берегов морей из пресной воды; снаряжает морскую экспедицию для изучения северных морей.
Наконец, Михаил Ломоносов делает замечательное открытие даже в астрономии: при прохождении планеты Венеры через солнечный диск в 1761 г. Ломоносов увидел то, чего не заметили десятки астрономов, наблюдавших это явление, а именно, что планета Венера окружена большой атмосферой. И во всех этих работах мы видим, как и в более ранних, богатство новых идей и взгляды, зачастую приближающиеся к теперешним». Говоря об общих взглядах Ломоносова на изучения в области химии, академик Вальден замечает: «Если мы сравним гигантскую программу физико-химических опытов Ломоносова с современным состоянием физической химии, например, по классическим учебникам Оствальда, то нас прямо поразит общность научного материала задуманной Ломоносовым и созданной в продолжение 150 лет физической химии… Даже новейшая область физикохимии, химия коллоидов, Ломоносова не забывается; им уже предчувствуется связь химии с электричеством… Его взгляды настолько современны, и изложение их настолько свежо, что при чтении их мы забываем, что полтораста лет разделяют нас, современных физико-химиков, от того, кто может быть назван «отцом физической химии»…
Особенно химиков привлекают его взгляды на происхождение янтаря, его гипотезы образования каменного угля, смолы, асфальта и нефти… Мне кажется, Михаил Ломоносов еще до времен Лавуазье мог бы легко создать свою эпоху химии. Будь он верный и терпеливый исполнитель всех намеченных им теоретических и экспериментальных планов, он совершил бы перерождение химии не в химию конца XVIII века: его новая химия явилась бы соперницею физической химии конца XIX века». «Если бы Ломоносов, — пишет профессор Курилов, — не наметил законов постоянства веса, не обосновал первого принципа термодинамики, не прорецензировал основных положений атомической теории, то он, только на основании своих «Элементов математической химии», должен был бы быть признан провозвестником и родоначальником современной физической химии».
Приведя программу для химических исследований, изложенную Ломоносовым в «Слове о пользе химии», профессор Курилов замечает: «Эти золотые слова, сказанные 160 лет тому назад, сохраняют свою силу свежесть и для данного момента: они должны служить руководством при составлении учебных планов факультетского преподавания химии; их следует иметь пред собой каждому, кто готовит себя к работам по химической специальности». Говоря о работах Ломоносова по геологии и минералогии, академии Вернадский замечает: «Среди всех работ Ломоносова в этой области знаний резко выделяется его работа о слоях земных. Она является во всей литературе XVIII века — русской и иностранной — первым блестящим очерком геологической науки. Для нас она интересна не только потому, что связана с научной работой, самостоятельно шедшей во главе человеческой мысли, сделанной в нашей среде, но и потому, что она в значительной мере основана на изучении природы нашей страны; при этом она сделана раньше той огромной работы описания России, которая совершена была натуралистами, связанными с Академией Наук, в течение царствования императрицы Екатерины II…».
Идеи и начинания Михаила Ломоносова, как естествоиспытателя, при его жизни были поняты и оценены лишь очень немногими отдельными специалистами, как Эйлер. Насколько исключительно было положение Ломоносова как гениального мыслителя и провозвестника великих идей, настолько печальна была судьба, постигшая плоды его ученого творчества. «Современники Ломоносова, — говорит профессор И. А. Каблуков («Ломоносовский сборник»), — за исключением немногих отдельных личностей, не понимали и не ценили трудов его по физике и химии. Граф М. Л. Воронцов, например, смотрел на электрическую машину как на «дерзкое испытание тайн природы»; В. А. Нащокин с иронией указывал, что Рихман машиной старался спасти людей от грома и молнии — и сам же был убит.
Не понимали и не ценили трудов Ломоносова даже люди, которые стояли близко к науке и просвещению, его ближайшие товарищи по академии, даже его непосредственные заместители по академической кафедре. Заговорили о Ломоносове лишь через 90 лет после его смерти и заговорили впервые в Московском университете, когда пришлось вспомнить, что Ломоносов был его основателем… На труды Ломоносова обратили надлежащее внимание лишь в 1900 г., когда исполнилось 150 лет со дня основания первой русской химической лаборатории, которая создана была опять-таки Ломоносовым» («Ломоносовский Сборник»). Физико-химические труды Ломоносова появились в коллекции Оствальда: «Klassiker der exakten Wissenschaften» (№ 178). Из историков химии особенно высоко оценили Ломоносова G.W. Kahlbaum, P. Diergart и M. Speter. Профессор Меньшуткин дает следующую «историческую справку»: «В 1865 г., когда исполнилось столетие со дня кончины Ломоносова, в торжественных заседаниях академии и университетов производилась оценка его трудов учеными того времени. В их речах мы находим мало указаний на то, что сегодня мы выставляем, как наиболее важное в трудах Ломоносова, как-то: механические теория тепла и газов, физическую химию. Эти мысли не казались в 1865 г. особенно выдающимися; хотя и прошло сто лет после смерти Ломоносова, совершенно аналогичные физические теории уже были незадолго до того предложены известными учеными XIX века, но они в то время не получили еще распространения, и понадобилось еще несколько лет, прежде чем они вошли в научный обиход. Расцвет физической химии принадлежит только концу прошлого столетия. Эти факты показывают, насколько гений Ломоносова опередил свой век».
Все научные труды Михаила Ломоносова при всей высоте своего теоретического содержания, имели и ближайшее, чисто практическое приложение. Свою «науку» Ломоносов старался обратить прежде всего и больше всего на служение живым потребностям и нуждам «российского света» и «российского народа». Ломоносов доказывал, например, «что у нас нет природных россиян ни аптекарей, да и лекарей мало, также механиков искусных, горных людей, адвокатов и других ученых, ниже самих профессоров в самой Академии и в других местах»; необходимо «набирать студентов из семинаристов», «отправлять природных российских студентов в чужие края для окончания обучения», допускать к образованию все без различия сословия, заботиться об умножении переводных книг. «Во всех европейских государствах, — пишет он, — позволено в академиях обучаться… всякого звания людям, не выключая посадских и крестьянских детей, хотя там уже и великое множество ученых людей. А у нас в России при самом наук начинании, уже сей источник регламентом по 24-му пункту заперт, где положенных в подушный оклад в университет принимать запрещается. Будто бы сорок алтын столь великая и казне тяжелая была сумма, которой жаль потерять на приобретение ученого природного россиянина».
В какой степени Ломоносов стоял вообще со своею «наукою» на почве действительности, в какой степени знаменитый писатель, вышедший из народа, «искренно любил свой народ и желал ему счастья, понимая в чем оно состоит» — это показывают многочисленные его статьи по вопросам чисто общественного характера, целый ряд проектов, сохранившихся лишь отчасти, больше в отрывках, в черновых бумагах, иногда и совсем не уцелевших и известных только по случайным упоминаниям. Таковы: «Рассуждение о размножении и сохранении российского народа», «О истреблении праздности», «О исправлении нравов и о большем народа просвещении», «О исправлении земледелия», «О исправлении и размножении ремесленных дел и художеств», «О лучших пользах купечества», «О лучшей государственной экономии», «О сохранении военного искусства во время долговременного мира». Сохранившийся трактат «О размножении и сохранении российского народа» обнаруживает всю широту понимания Ломоносовым общественных вопросов.